"Безутешная вдова". Именно так звали Аграфену Николаевну Ланцову уже три года и три месяца. Слова эти говорились не с иронией, а скорее с сочувствием, и некоторые с сожалением добавляли "а ведь такая молодая". Аграфена Николаевна и была безутешной вдовой. С тех пор, как не стало её дорогого Мишеньки.
Аграфена была долгожданным и поздним ребенком. Маменька её - младшая сестра князя Воронцова -  была особою меланхолическою и болезненной. Умерла она, когда Грушеньке еще и трех годков не стукнуло. Батюшка горевал о кончине горячо любимой супруги и дал зарок носить вековечный траур по ней. Друзья уговаривали его жениться вторично, но Николай Егорович твердо отвечал, что у его единственной дочери никогда не будет мачехи. Так и жили они тихо вдвоем в своем маленьком имении. Грушенька была ребенком вольным, бегала летом босая по росным травам, пила парное молоко из глиняной крынки на скотном дворе, ловила сачком бабочек, а зимою каталась с крутой горы в изящных санях, сделанных для неё мастеровым Степаном. Не раз переворачивались сани, и летела Грушенька в сугроб, где за воротник шубки и в валенки набивался холодный снег. Вечером строгая няня Марфа Игнатьевна натирала Грушеньку всяческими настойками и ворчала. А после садилась у кроватки девочки и пела ей тягучие задушевные песни ... Так и росла Грушенька, пока не вошла в нужный для учения возраст. Отдал её батюшка в институт благородных девиц, чтобы изучала Грушенька науки и стала барышней послушной и прилежной. Отличалась в учебе Грушенька прилежанием, была девочкой послушной, тихой и немного замкнутой. За аккуратность и хорошие манеры хвалили её строгие наставницы, а директриса раз в год обязательно посылала батюшке благодарственное письмо, что воспитал он такую дочь. Тосковала Грушенька по батюшке и вольной деревенской жизни, а посему полюбила книги и иногда запиралась в музыкальном зале, чтобы аккомпанируя на рояле, самой себе спеть одну из нянюшкиных задушевных песен. Когда же исполнилось ей четырнадцать, в аккурат под пасху, умер Николай Егорович, оставив Грушеньку одинокой сиротой. Горестные думы у сирот, пусть даже они и дети дворян ...
Сразу после похорон Николая Егоровича, приехал в институт, наделав немалого переполоху среди наставниц и учениц, князь Воронцов и объявил, что Грушенька теперь находится под его опекою.
С тех пор стала Грушенька каникулы проводить в усадьбе князя. Ни разу не дали ей понять, что она сирота обездоленная, а была она как будто даже любима князем, который ничего не жалел для племянницы. Очень скоро привязалась Грушенька к князю Воронцову, полюбила его всею душой, вернулись к ней её беззаботность и веселость, ради него старалась достичь особых успехов в учебе, чтобы заслужить похвалы его.
На балу в честь окончания института встретилась Грушенька глазами с очень красивым гвардейцем, да так и остолбенела. Забилось тогда сердце Грушенки, как пойманная в силок горлинка и захотелось ей одновременно заплакать и засмеяться. Не подошел к ней на этом балу бравый гвардеец, но весь вечер сопровождал Грушеньку его взгляд, и была она сама не своя от радости. Два месяца встречались они на улице, на городских ярмарках, на балах и всегда читала девушка в глазах его то восхищение, то тоску по ней. Только через два месяца отважились они на прикосновение. На очередном балу, подошел он к ней и, щелкнув каблуками, пригласил Грушеньку на вальс. Как во сне, вошла она в его объятия, и с тех пор закружил её этот водоворот любви и восторга.
Медовый месяц провели в усадьбе родителей Грушеньки, где на заре бегали босыми по росным травам, рыбачили в мелкой речке, пили парное молоко из глиняной крынки и были беззаботны и счастливы, как дети. Когда пришла пора Мишеньке отправляться в полк, Грушенька была безутешна и плакала, не переставая, ни в силах и минуты прожить в разлуке с Мишенькой. Но вскоре перебралась в город на съемную квартиру, и Мишеньку - как человека семейного - часто отпускали к жене, не заставляя постоянно находиться при казармах. Не было никого на свете счастливее Грушеньки!
Погожим осенним утром не совладал Михаил Владимирович Ланцов с норовистой лошадью, вылетел из седла, ударился виском о камень. Несколько дней, не приходя в себя, пролежал он в их с Грушенькой кровати, а после тихо скончался. Окаменела молодая вдова от горя, обрушившегося на нее, после похорон попрощалась с квартирной хозяйкою и уехала в свое имение. Жила она тихо, раз в год выезжая навестить мать Мишеньки – Пелагею Васильевну. Обеих женщин объединяло невероятное горе и тоска по единственному любимому человеку. В таких поездках, сокрушалась Пелагея Васильевна, что не было у Грушеньки сыночка от Мишеньки. Эта вина двойным грузом падала на плечи Грушеньки, в разы увеличивая её горе. Никого, кроме Пелагеи Васильевны не хотела видеть Грушенька, даже дорогого опекуна своего. Получала она от князя Воронцова редкие, полные сочувствия письма, отвечая на которые, не старалась Грушенька придать в них себе бодрости, отчетливо зная, что не сможет обмануть его. Текли горестные дни Грушенькие, полные печали и тоски по любимому Мишеньке.
В один из дней получила Грушенька от от князя письмо, в котором он сокрушался, что Грушенька стала сущею затворницей, и с мягкой настойчивостью приглашал её к ним в имение на именины княгини Варвары Степановны. Подумав, приняла Грушенька это приглашение. Давно не видела она ни князя, ни милую княгиню, поняла, как соскучилась по ним, единственным людям, кто был её семьей.

- Сударыня? - антрепренер, пожилой круглый человечек с невероятно добрым лицом Деда Мороза, не скрывая своего удивления, уставился на посетительницу, - Похоже я ослышался…
- Нет-нет! Вы все поняли правильно, - перебила его собеседница, молодая, на вид лет шестнадцати-восемнадцати  девушка. На самом деле, если судить по документам, ей уже исполнилось двадцать. - Понимаете, после смерти родителей я осталась совершенно одна. Ни родственников, ни друзей… Единственный человек, который рядом со мной, моя горничная. И то мне нечем ей платить…
Посетительница поморгала ресницами, и по щеке, соскользнув, покатилась одинокая слеза. Слишком одинокая, чтобы быть настоящей.  И тем не менее девушка громко всхлипнула, изображая во истину вселенское горе, и совсем неизящно полезла в ридикюль за носовым платком
- Но вы так молоды, - увещевал мужчина по отчески доверительным тоном, - вы можете составить прекрасную партию вполне достойному человеку, который несомненно оценит ваши достоинства и судьбу которого, я уверен, вы осчастливите…
- Моя судьба - театр! - категорическим тоном возразила  девушка и, для пущей убедительности, воззрилась на потрескавшийся потолок антрепренерской. - Ему я готова служить вечно! - она снова, теперь умоляюще, посмотрела на мужчину. - Ну возьмите меня, пожалуйста! Я умею декламировать, играть на клавесине. Танцевать. У меня замечательная память… Я могу слово в слово пересказать все, что вы мне говорили. Или хотите я вам спою? Говорят, у меня прекрасное контральто. Я брала уроки у самого…
Девушка осеклась, словно испугавшись, что сказала лишнего, но через секунду снова умоляюще заломила руки.
- Ну пожалуйста,… Что вам стоит! - снова попросила она, и тихо призналась, - Мне жить негде…
Внезапно девушка прерывисто вздохнула, словно ей не хватило воздуха, - верный знак приближающийся слез, и антрепретер сдался.
- Хорошо-хорошо, - быстро сказал он и снова, на этот раз оценивающе, посмотрел на свою посетительницу. - Вам можно сказать, повезло. Мне как раз нужна еще одна горничная в новом спектакле… Ну-ка покажите мне свои ноги!
- То есть, как ноги? - опешив, переспросила посетительница. Но антрепренер, соскочив со своего места, уже сам поднял ее юбку до середины икр.
- Не дурно, не дурно, - пробормотал он. И девушка сердито сверкнув  глазами, одернула юбку.
- Как вы смеете! - воскликнула она, моментально превращаясь из жалкой просительницу в валькирию.
- Я вас беру, сударыня, - не обращая внимания на возглас возмущения девицы, тем временем объявил антрепренер. Пока на один сезон, а там посмотрим. Жалование у вас будет не большое, боюсь, вам не хватит даже на комнату, но я распоряжусь и вам помогут найти что-нибудь подходящее.. на первое время… А там, кто знает, - загадочно произнес мужчина, становясь еще больше похожим на Деда Мороза. - Возможно, очень скоро вы и не будете нуждаться в нашей помощи… С такими ножками-то…

Посетительница нахмурилась, явно не понимая связи между своим благополучным будущим и ногами.
- Вот только имя я бы вам посоветовал сменить, - поджав губы, заметил антрепренер, держа в руках документы девушки. - На более легкое... романтичное. Да, и фамилию заодно.

Девушка мысленно согласилась с ним - свое имя она ненавидела, а фамилия была единственное, чем она дорожила и что хотела скрыть.
- Подождите-подождите, - мужчина пожевал губами, а потом его круглая ладонь ударила по столу.
- Розалия! - воскликнул он. - Вас будут звать Розалия.
- Нет, только  не это! - резко воспротивилась посетительница. - Пусть уж будет просто Роза.
- Хорошо, - не стал спорить антрепренер и задумчиво покрутил пальцами, - Роза… Роза … Роза Бриг! Отныне вы Роза Бриг!

Девушка облегченно вздохнула...
* * *
20 лет, из обедневшей дворянской семьи.
Сирота. Имеет старшую сестру.