"тыква" № 2

]

…
– Тебе хотелось бы поехать на бал, не правда ли? – спросила крестная фея.
– Правда, – сказала Золушка, всхлипывая.
– Что ж, будь только умницей, – сказала фея, – а уж я позабочусь о том, чтобы ты могла побывать сегодня во дворце. Сбегай-ка на огород да принеси мне оттуда большую тыкву!
Золушка побежала на огород, выбрала самую большую тыкву и принесла крестной. Фея, не говоря ни слова, прикоснулась к желтой толстой корке тыквы своей волшебной палочкой, и пустая тыква сразу превратилась в прекрасную резную карету…
…
- Не забудь … - Донеслись до сидящей в карете девушки слова крестной феи.
Но Золушка была сейчас очень счастлива, ей не было никакого дела до того, что произойдет в полночь. И вообще, может быть, полночь не наступит никогда. Это же сказка, а в сказках возможны любые добрые чудеса.
Высунувшись в круглое оконце кареты, Золушка помахала крестной фее и откинулась на бархатных подушках, с немного самодовольной улыбкой, то поправляя и оглаживая пышную юбку, то легко касаясь тонких кружевных манжет.
На улице было уже совсем темно. Где-то там, за леском, за речкой с каменным мостиком, стоит королевский дворец с изящными башенками, на которых развеваются под легким ветерком яркие цветные вымпелы. Все окна дворца ярко освещены, приветливо и ожидающе подмигивают в неуютной темноте ночи. А в самом дворце нарядные гости движутся в танце под легкую музыку. И вокруг цветы … цветы … цветы …
Затаив дыхание, Золушка предавалась самым сладостным мечтам, каким только может предаваться девушка, спешащая на бал.
Но что это? Карету вдруг основательно тряхнуло, дрожь прошла по ней и стало совершенно темно. Как будто кто-то гадкий потушил луну и звезды, а заодно похитил само понятие «свет». Не успев еще испугаться, Золушка попыталась выглянуть в оконце кареты, в то самое, в которое недавно махала ручкой крестной фее. Но оконце исчезло. Исчезло второе оконце, исчезла дверца … Занавеси на дверце и обитая бархатом удобная скамья …
Как будто уже пробило полночь и все исчезло.
Золушка в страхе опустила руку, которой держалась за стенку непонятно чего, внутри которого она сейчас находилась, и коснулась пышного подола своей юбки. Слава милостям крестной феи, её пальцы коснулись шелка и кружев.
Что же тогда произошло? Золушка чувствовала быстрое движение и стук копыт, но не понимала где она, и куда её везут. Она осторожно постучала по стене сжатыми в кулак пальчиками. Раздался глухой костяной звук, как будто бы она стучала палкой по старому высохшему собачьему черепу. Девушку обуяла жуть и она закричала!
В это время любой, кто жил в этом сказочном королевстве,  глянув в ночное небо, мог лицезреть черную карету, по форме напоминающую тыкву, запряженную парой черных лошадей, чьи подковы выбивали искры, касаясь облаков и неслись в самые космические выси, туда, где есть только вечная пустота …
Вырвавшись из оков земного притяжения, карета понеслась по млечному пути и Тыква, на время, притворившаяся подвластной доброй магии крестной феи, раскрыла огромные глаза, в которых полыхал огонь, и ощерившаяся пасть выдохнула облако смрадного дыма. Тыква злорадно улыбалась, чувствуя, как внутри нее бьется живая душа, кричит и молит о пощаде. В эту минуту не было никого, кто бы мог помочь этой душе. Никто не видел её мучений, не слышал полных страха криков …
В черном-черном космосе, в одной из звездных туманностей, там где все окутывает плотный, как молоко, черный туман, бродит оборванная, голодная, сошедшая с ума, паства Тыквы, её живые игрушки … И нет в этом тумане ничего, кроме горя и отчаяния …
Но это совсем другая сказка. Сказка, у которой не бывает счастливого конца …

"тыква" № 4

В давние времена жили три охотника на морских бесов. Брали их с собой моряки – бесов отгонять во время плавания, звали рыбаки – сети защитить, да и простые люди иногда просили дом или двор ночью ненастной посторожить – всем известно, что в бурю да ненастье морские бесы иногда и на берег выбираются, никогда не знаешь, в чей сарай такой бес шмыгнет. Раз в году, в ночь октябрьского полнолуния, когда морские бесы не только вылезают на берег, но и обретают способность ходить посуху аки по морю, на охотников самый спрос был. В остальное время потише жилось, охотники и хозяйство вести успевали, и порыбачить, и огород вскопать, а тыквы у них родились такие, что впору было на рынок везти.
Вот как-то раз аккурат к октябрьскому полнолунию созрели у них тыквы. Все хороши, а три – ну просто загляденье! Неплохо бы, рассудили охотники, их сорвать да употребить, частью в кашу, частью в пироги, как раз перед горячей ночкой подкрепиться, а кое-что и с собой взять. Услышали тыквы эти рассуждения и призадумались. Не хотелось им ни в кашу, ни в пирог, ни в охотничью сумку, а потому, посовещавшись шепотом, решили они сбежать.
Увидев в окно удирающие тыквы, охотники решили, что в тыквы те, несомненно, вселились морские бесы, похватали оружие и кинулись в погоню. С моря наползал туман, скрывая беглецов, однако когда первый охотник выстрелил, его серебряные пули насквозь продырявили ближнюю к нему тыкву. Для настоящего морского беса это означало бы верную смерть, но простой тыкве не принесло особенного вреда, по счастливой случайности она даже не треснула. Увы, отверстия оказались достаточно велики, а бежала тыква достаточно быстро, чтобы скользкая внутренность, начиненная зрелыми семенами, устремилась наружу. Подумав, что если погибать, так уж с музыкой, тыква собрала последние силы и выплюнула оставшиеся семена и сок прямо в охотника. Плевок оказался не таким метким, как предшествовавший ему выстрел, но цели достиг: охотник поскользнулся на склизких семенах и сильно ушиб руку. Стрелять из пистолета он больше не мог и вынужден был прекратить погоню. Тыква же, сильно уменьшившись в весе, припустила так, что вскоре обогнала своих товарок.
Оставшиеся охотники тоже прибавили шагу, и вскоре второй приблизился достаточно, чтобы метнуть в одну из тыкв серебряные кинжалы. Их лезвия, глубоко вонзившиеся в тыквенную мякоть, не давали истечь соком, но бежать с ними было неудобно и медленно, потому пронзенная тыква тоже собралась с силами и плюнула в преследователя внутренностями, семенами, а заодно и кинжалами. Споткнувшись, охотник поранился о собственное оружие, подвернул ногу и не смог бежать дальше.
Третий охотник начал к тому времени уставать от погони. Две пустые тыквы бежали так резво, что нечего было и думать догнать их, но последняя, все еще целая, заметно приотстала. Охотник бросился вперед и, изловчившись, вытянул ее плетью с серебряными наконечниками. Мякоть и сок так и брызнули во все стороны, но тыква, не потеряв присутствия духа, тут же последовала примеру своих товарок. Поскользнувшись на тыквенных внутренностях, охотник упал и ушиб голову. Ему тоже пришлось отказаться от погони.
Таким образом, все охотники вынуждены были вернуться домой ни с чем, но тыквам тоже пришлось несладко. Усталые, еле живые, растерявшие задор и большую часть внутренностей, они плелись сквозь туман, пока не набрели на чью-то хижину. В хижине жила старушка. Появление беглых тыкв, да еще в ночь октябрьского полнолуния, вначале напугало ее, но, увидев, в каком они плачевном состоянии, старушка преисполнилась к ним жалости и пригласила войти.
«Оставайтесь у меня, – сказала старушка тыквам, когда услышала их грустную историю. – Будете жить в моем огороде, отгонять морских бесов». «Мы бы рады, – ответили тыквы, – но в нас больше не осталось ни жизни, ни сил, ни внутренностей». «Это не беда, – заверила старушка. – Я знаю способ наполнить вас снова». Она достала с чердака мешок свечных огарков и вставила по огарку в каждую тыкву, а потом зажгла. Тыквы тут же засветились и засияли. Они вновь ощущали себя наполненными, но уже не скользкими семенами и соком, а теплом и светом. Обрадованные, они поблагодарили добрую старушку, выкатились в огород, устроились на плетне и так и остались там жить.
Если не верите, выгляните в окно: вон они и теперь на плетне светятся, бесов морских отгоняют.

– Эттта что?! – медленно обходящий «это» муж явно пребывал в состоянии, которое обозначается простонародным именем «афиг».
– Фамилиар, – я нервно почесала ухо. И хвост. Хвост почему-то тоже резко зачесался. Возможно из-за мужниного «Эттта что?!», не судящего обычно ничего хорошего.
– Это?! – пока палец ткал в «это», синий с золотистыми крапинками взгляд вперился в меня так, будто желал выгрести все из самых глубин души и как следует рассмотреть.
– Ну да, – кивнула я с нервным и самым простодушным, какой только смогла изобразить, видом.
– Лика, зачем тебе фамилиар? – супруг сложил руки на груди и обличающее воззрился на бедную меня. – Ты – маг. Магам фамилиары не нужны, это даже дети знают.
– Эээ… – попытка потянуть время для мучительных размышлений удалась, и я с радостью ухватилась за последнюю фразу мужа. – Я беременна.
С интересом за процессом «линьки» моего инкуба с нормального цвета на обморочно-бледный, добавила:
– Ведьма или ведьмак будет, сам понимаешь, без фамилиара никак.
А сама мысленно восхитилась – у него даже рожки стали белые! Никогда такого не видела!
Буравящий мой живот взгляд заставил неуютно поежиться и подумать умную мысль: «А не переборщила ли я на этот раз?..»
Начавший обратно розоветь муж включил, наконец, свои аналитические мозги (целых полторы минуты простоя! Рекорд, записать куда-нибудь можно и нужно) и выдал заключение:
– Еще раз так пошутишь – живой из постели не выпущу. Пока шутка не станет правдой.
Нервно зачесавшийся хвост подтвердил – таки да, не выпустит. И угрозу запросто исполнит – инкуб же, что с него взять. Так что я с энтузиазмом закивала, скромно надеясь, что вопрос в фамилиаром на этом будет закрыт.
Ага! Щаз!
– Еще раз. Что это? – муж обличающее ткнул в середину комнаты.
Я уныло вздохнула и повторила:
– Фамилиар.
И, видя, как разгораются алым рожки супруга, тут же затараторила.
– Он мне всего на неделю нужен! Сейчас как раз канун Всех Святых, сам знаешь, ведьмы на шабаши собираются, а прошлогоднюю серию ритуальных убийств мы так и не раскрыли.
Между прочим «мы» – это родное управление, в котором и он работает, аналитик недоделанный! И от этого почему-то становилось обидно. Не от того, что не раскрыли, а от того, что он тоже в этом же управлении работает, а мы же не раскрыли!
– Вот и проводят сейчас внедрение во все секты, на которых с прошлого года подозрение висит. И мне это… вот это… выдали. На дом. Познакомиться, подружиться…
Я говорила все медленнее и медленнее, видя на редкость задумчивый взгляд супруга. Его задумчивость напоминала плотоядность – в прямом значении этого слова, и от этого становилось как-то неуютно.
– С этим?
– Ну да, – уныло закончила я свой рассказ. Конечно, про внедрение я ему собиралась рассказать. Но попозже. Перед шабашом. Или после. Чтобы не волновался. Он всегда волнуется, когда я на задании.
Но чертов, пардон, ведьмин фамилиар сбил все планы.
– Я, конечно, всегда знал, что Анита у нас со своеобразным чувством юмора, но не настолько же, – скептически заметил муж.
Про нашу штатную ведьму я бы даже больше сказала – долбанутая. Так точнее. Но специалистом она являлась отменным и приходилась то ли любимой племянницей, то ли женой любимого племенника, а может быть и первым, и вторым одному из биг-биг боссов над нами, так что приходилось терпеть ее «чувство юмора». Уволить-то формально не за что, хотя Майк, наш непосредственный начальник, и обещал при первом же случае.
– И как ты собираешься не спалиться с… – не договорив, супруг захлопнул рот и посмотрел на фамилиара с большей благосклонностью чем раньше.
Проследить рассуждения дражайшей половинки в этот раз не составило труда. Если я сразу спалюсь, то и не подвергнусь максимальной опасности – меня просто не допустят до настоящих ритуалов и, следовательно, до убийств. Это с одной стороны. С другой – знание, что находятся под колпаком у полиции, охладит пыл и обойдется без убийств и прочих ужасов. Превентивное решение проблемы, как сейчас любят. Легче предотвратить, чем расследовать, бла-бла-бла и так далее. Так что, с какой стороны ни посмотреть, сплошные плюсы.
Я же скрестила пальцы, надеясь, что мой любимый аналитик все же не найдет в своем плотном графике свободную минуточку, дабы сунуть свой нос в полное описание операции. Иначе меня ждет аутодафе – заранее, еще до операции. Ведь меня внедряют не как ведьму, а как жертву. Милая неразглашаемая особенность всех убийств как раз и состояла в том, что в качестве жертв использовались только что инициированные ведьмочки – у них после инициации каналы все раскрыты, энергии свыше крыши, начерпать можно столько, что запросто можно проклясть весь Средний Мен. Только вот ее не собрали, а просто разливали, как будто все ритуалы творил кто-то абсолютно несведующий. А раз так, что у аналитиков (хвала всем, кому только можно – не мой муж!) и высчитали, что наибольшее внимание привлечет как раз что-то явно неопытное и нестандартное. Кое я и собиралась изображать. Вот с этим.
– Ну ладно, – муж сменил гнев на милость и даже решил похлопать это по э… голове, но не особо преуспел – рывком убрал руку от радостно намеревающихся его тяпнуть зубов. – А имя ты ему дала?
Как известно, фамилиара должна нарекать сама ведьма, никак иначе.
– Ага, – улыбнулась я во все зубы, подражая питомцу. – Зефирка.
Поперхнувшийся инкуб – это бесценно! Можете мне поверить на слово, если проверить не на ком.
– Ну ладно. Только следи, что он… она ничего не подпалила.
Я радостно закивала, мысленно вытерев пот со лба. Все, малое аутодафе закончилось, теперь Зефирка на официальном положении может пожить у нас. С недельку. Правда я надеялась уговорить мужа оставить эту прелесть на подольше, но что-то мне подсказывало, что не получится.
– Пошли, – я кивнула фамилиару и затопала на кухню.
Злобно зыркнув на инкуба, тыква, любовно называемая еще «светильник Джека», ловко соскочила со стоящей посередине гостиной табуретки, и бодро попрыгала за мной, скаля все зубы и весело светя сквозь них несжигаемым угольком.